Станция "Институт Пути"

Коля взобрался на чуть осыпающуюся, курящуюся насыпь и огляделся. Вниз посыпались небольшие камушки, песок, смешанный с глиной.

Вокруг никого не было видно. Внизу остались бывшие сады с маленькими яблоками, тихая и равномерная лента шоссе. Какой-то шум еще оставался в ушах, но это, по большей части, были редкие автомобили; изредка раздавался вдалеке тупой, тяжелый удар неизвестного орудия по железу - недалеко находился завод. Он обратил внимание на то, что не было слышно никаких разговоров, несмотря на звуки шагов внизу. Люди шли, и было слышно все - кроме слов.

Платформа, кажется, была здесь. Она уже начинала сливаться с ландшафтом, но этот пухлый четырехугольник земли пока еще зримо выступал над пыльными выемками от шпал.

Коля подошел к краю и еще раз посмотрел вниз. Теперь почему-то на первый план вышли запахи: сожженной травы, бензина, тех самых диких яблок; едва заметно улавливалась осязательная пыль: косметика или пудра - кто ее знает... Но в этих запахах опять не хватало какой-то одной человеческой составляющей.

Коля обрадовался и даже сделал еще шаг к краю насыпи (снова посыпался гравий): значит, получается. Если бы сразу все вышло - то это было бы, как в паззлах: поле изображения заполнено, картинку можно отложить и забыть о ней... Он даже немного подпрыгнул на гравии, а потом начал спускаться обратно: нельзя заходить на платформу с рельсов, опять выйдет что-нибудь не то.

Между дорогой и насыпью вилась проторенная тропинка, которую он в первый раз не заметил. "Хорошо, - подумал Коля, - опять он проступает, счас найдем...". На тропинке валялись битые бутылки – их здесь было много. Он чуть притормозил и прочитал этикетку: "Боржоми". Потом, словно не веря, взял осколок в руки, приблизил к глазам. "Боржо-о-оми!" - важно произнес Коля, и глупо захихикал.

Да, вот она. Какие-то ощипанные кусочки досок - похоже на переезд. Ступени в земле! Там почти ничего не осталось, но ступени - не стерлись. То, что можно было бы сейчас назвать “настроением”, медленно нарастало - как приближающийся из пыльной дождевой дали товарный состав.

"Ступени - К земле!!" - передразнил себя Коля, и начал быстро подниматься. Ступеньки мякнули под ногами - то ли от сырости, то ли от земли, наросшей на них.

Остов достаточно сильно расплылся. Над линией не было видно проводов, только вдалеке, у старых гаражей, серела едва заметная опора контактной подвески. Она почти сливалась с листвой. Коля вспомнил, как в детстве на маршруте какого-то трамвая над стрелкой висела желтоватая табличка: "Осторожно, листопад!". Потом табличка исчезла, и появилась идиотская одноименная песня... Коля начал ощущать, как это состояние, условно названное "подъемом", стало переходить в быструю, сосредоточенную злость. Он мотнул головой налево-направо: там, где должен был быть мост, по пути к нему, стояли новоотстроенные лужковские дома с "табуретками" на крышах и детские площадки ярких, кричащих тонов; справа, совсем рядом со старыми - зелеными, коричневыми, ржавыми - белел недавно покрашенный бетонный забор, а около него стояли они - новенькие... Их пластмассовый блеск можно было уловить за километр. Он сделал несколько шагов в сторону, и тут впервые услышал ту самую "недостающую составляющую" - человеческую речь.

Говорили где-то у гаражей. Коля отмахнулся - бывает - но тут же понял, что он слышит теперь и крики детей с детской площадки за двести метров отсюда, и слабый говор проходящих мимо и внизу людей.

"Сволочи!" - вслух сказал Коля. "Сволочи!".

Больше говорить почти ничего не требовалось. Надо было куда-то уйти, - и он махнул через бывшую платформу, туда, где стояли старые домики Института. Только теперь он увидел, что все это пространство ограничено и разбито двумя "опорами": свежеющими яркими домами и бетонным забором справа. В принципе, там еще были запасные пути, думал Коля на бегу, их трудно разобрать: они примыкали к служебным и складским помещениям, которые не разрушили, а перестроили. След, по крайней мере, остался. На этой черной, чистой земле следы от шпал были глубже и резче, а в домиках жили старушки и всякие подобные им люди. Их говор Коля любил: иногда останавливался у какой-нибудь лавочки - и слушал. Он считал хорошим знаком, если они не замечали его, стоящего вблизи, и продолжали беседовать ("И качели во дворах скрипели тоже по-старому" - думал Коля, приближаясь к Институту). Если они вдруг напряженно замолкали и смотрели на него, Коля сразу думал: "Ошибка", - и быстро уходил.

В этом городке было особенное мягкое освещение - то ли из-за не вырубленных в этом году деревьев, то ли просто потому, что городок был далеко от новых домов. И сейчас там слышался чей-то тихий говор, заваренный, как чай - на шуме листвы от легкого ветра, на звуках настоящих, играющих свою колокольную мелодию, качелей... Он шел по улице - и почти натыкался на прохожих, которые совсем не видели его или просто не замечали. Это тоже было хорошо.

Подростки (которых Коля не очень любил) здесь тоже были вполне нормальные - играли в футбол даже в самых узких дворах, матерились мало, вяло и как-то по-старому; о чем они говорили, было не слышно, они просто создавали фон, имманентный этому месту. Часто у них была гитара ("Что попадается теперь редко", - думал Коля), они больше даже играли, чем пели, хотя и пели тоже. Они могли бегать, выскакивать на дорогу (несколько раз за последний год у него просили закурить) - но все равно сливались с этой тихой подлиственной местностью, и не могли ее прорвать ничем – даже резким звуком мотоцикла без глушителя. "А зори здесь тихие…" - вспомнил Коля название известного фильма, и снова огорчился, что не вышел сегодня ни к мосту, ни к заросшей речке.

Он сел на скамейку, покрашенную "по-старинному": в густо-темнозеленый цвет, цвет крапивы у церковных оград. Она была почти чистая, кроме нескольких кусочков газет - их оторвали, а маленькие кусочки прилипли. На одном еще оставалась реклама: изображение новой видеокамеры черного цвета и - такой же ярко-зеленой, как трава на платформе - надписью прямо по корпусу: "Тише видишь - дальше выйдешь". Коля опять захохотал своим (непривычным для чужого уха) тихим икающим смехом, и откинулся на спинку скамейки. Все, можно отстегнуть ремни

"В общем-то, да…", - представил он многозначительный негромкий ответ Лукьянова, подумал: "Дурак", и уселся поглубже.

Мимо прошла пара теток в цветном белье. Это Коля так подумал. Бельем он называл верхнюю летнюю одежду.

- А я чо - я говорила ему уже... А он как всегда, типа у меня там проблем много... давай! говорит, завтра пойдем - сегодня я это... занят там что ли он сказал...

- А этот-то! А этот-то его - как! помнишь - тогда, ну, я еще когда из окна высунулась?..

"Малоинформативное действо", - подумал Коля. Тетки уже прошли, но развязался шнурок на левом ботинке.

Ему очень не хотелось нагибаться. Прежде всего потому, что он только теперь заметил лежащий на асфальте, неподалеку от скамейки, новый по виду военный билет. Вообще, на кой нагибаться над чужими документами, если их сам не просил?..

Шнурок оказался мокрым, и завязывался плохо. В ботинке чувствовался песок.

Коля мельком взглянул в сторону белого забора - и моментально выпрямился. Из района новых гаражей выезжал - с той противной неторопливостью, известной всем горожанам - милицейский "Газик". Коля сидел неподвижно и ждал. Лезть в сумку за журналом было поздно.

"Газик" остановился прямо напротив скамейки, не правее и не левее. Он, как обычно, постоял несколько секунд, потом дверца открылась, и вылезли два милиционера - один без фуражки, оба - без пиджаков, вместо них прямо на синие рубахи были надеты пуленепробиваемые жилеты. У одного был автомат.

- Добрый вечер! - сказал тот, что был пониже, с небольшим азербайджанским акцентом. – Документы ваши, пожалуйста.

Коля вынул из кармана слегка помятый паспорт и протянул его смуглому. Он чуть согнулся и стал медленно читать. Второй, с автоматом, стоял прямо и неприятно глядел в сторону. Он как будто не замечал Коли, но, в случае чего, готов был немедленно прийти на помощь своему другу.

- Там же написано.

- Я умэю читать!!! Где прописан?

- Капельский переулок, 4, квартира 20.

- Девятнадцатое отделение...

"Носки сушу, д'Эбил..." - подумал Коля, и сказал:

- Так…

- Гуляешь, что ли? - чуть повеселее отозвался второй, русский. - Ведь гуляешь, небось?..

Это была правда - он гулял.

- Ну да.

- Ничего...

- Да не пил я ничего - вы чего, ребята...

- Да не бойся ты, - сказал русский. - Мы тебя не заберем. Просто скажи, чего пил - и все. Ведь видно!

- Я не знаю, чего вам видно, но я ничего не пил.

- Ну че те, жалко, что ли... Ну, скажи - водку там, пиво... И все.

- Я вам документы показывал? Подозрения есть? Я НИЧЕГО не пил!

- Хорошо, поехали… Но - если ничего не найдете - протокол о незаконном задержании будете ВЫ подписывать. На медперсонал это не скинешь!

Милиционеры чуть помолчали. Азербайджанец, уже машинально помахивающий паспортом Коли, развернулся ко второму милиционеру с довольно злым выражением лица: "Во придурок!".

- Ну ладно, ладно... Не хочешь - не признавайся. Сам понимаешь - ехать туда ТЕБЕ - не хочется... Ну, а это вот что? - и он поднял с земли военный билет. ("Заметили, наконец, ко-злы", - злобно подумал Коля). У нас тут как раз один - вот такой же, как ты молодой человек - военик купил своему братану, ну, купил у военкома, со статьей от армии. А потом ему на ж... сели - и он его выкинул. Вот прямо в этом районе. Ты там как - перекупкой военных билетов и других особо важных документов не занимаешься?..

Коля понял, что сейчас скажет лишнее, но уже не мог удержаться. Вся Прогулка была испорчена, станцию огородили, в районе Института - современный попсовый сленг с девичника. У, бэээй-би!! - вспомнил он примечательную пару. - Нет, достали. И, главное, откуда взялись? Там сроду отделения не было. Что у них там за гаражами - гнездо, что ли?

- Слушайте, а вы сами-то чего мне на ЖОПУ сели? А?! Везите меня в м о е отделение, если у вас бензин есть, а оттуда отправляйте хоть в пересылку!..

Милиционеры отошли к машине, стали о чем-то переговариваться. До Коли донеслось что-то вроде "...брать его?", "...а что эти скажут?", "...не, не пахнет".

- Ну так как, - спросил русский, - значит, говоришь, не пил ничего?

- Да! Больной!!

- А, ну тогда давай отсюда... - он отдал Коле паспорт, и тут же пошел к машине.

- САМ - "ДАВАЙ"!!

Азербайджанец резко обернулся, но русский удержал его, мягко запихивая в машину. Дверца захлопнулась, поехали они быстро.

Колю взяло зло: распад того, что было увидено через призму прошлого, усиливался.

Вдалеке показался тихо едущий по улице автобус. Это был старый ЛиАз - сейчас таких почти не ходит...

- А! Выслуживаешься, картонное богатство! - заорал Коля. - Не выйдет! Номер, номер твой какой, собака?..

Прохожие теперь оборачивались на него, но это только прибавляло злости. Коля сознательно не останавливал ее: иногда это приводило к реконструкции только что исчезнувшего или разрушенного, так он считал.

"Да ведь это магия...", - послышался чей-то ехидный помысел.

Коля обиделся: автобус уже подошел, а тут...

- САМ ты "маг"!! - проорал он тому, кто так думал, и вскочил в салон. Тетки с сумками слегка отползли в обе стороны.

- В Лосинку, пожалуйста! - крикнул Коля шоферу. И плюхнулся около самой кабины.

Никакой магии в этом не было. Конечная автобуса действительно находилась на станции Лосиноостровская.